Микола Зухарь
Темная сырая чаща, в которой едва просматривалась узкая заросшая колея, внезапно поредела и расступилась широким лугом, залитым ярким светом. Вместе с пряным ароматом некошеных трав в открытые окна едва ползущего внедорожника тут же влетела разномастная жужжащая нечисть. Луговой простор оградила лохматая шапка ольшаника, истыканная насквозь тонкими солнечными стрелами. Внутри ее переливающейся лентой чернёного серебра булькал и ворочался перекат.
Эту совместную рыбалку мы с приятелем Сашкой запланировали давно. Хотелось, что называется, «гульнуть», потратив на автомобильную заброску часов шесть-семь. Хотелось забраться на маленькую далекую чистую уютную речку, заблудившуюся в лесных дебрях.
А таких речек в нашей Вологодской области пока еще, к счастью, предостаточно. Осмотревшись, спустились к реке. Перед перекатом, где раньше была широкая тихая заводь, сейчас била основная струя потока. Сквозь густую черную воду на дне едва угадывалось несколько крупных валунов. Узкая полоска прибрежных зарослей была слегка подтоплена, и сейчас в ней плавали нестройным пунктиром сухие сосновые иглы. С кустов свисали грязные мочала пожухлой травы и шевелили в воде мертвыми щупальцами. Вот и приехали: вода чернёного серебра…
Название это я придумал лет восемь или даже десять назад, когда пройдя сплавом несколько десятков километров по труднодоступной «заведомо хариусовой» реке, не то что не поймал хариуса, но даже не увидел ни одного рыбьего всплеска! Многие наши речки берут свое начало из торфяных болот.
Когда в верховьях идут обильные дожди, уровень поднимается, и поток наполняется густой грязной взвесью. Вода из кристально чистой превращается в чайно-бурую, но, постепенно очищаясь, начинает отсвечивать ювелирной серебряной чернью. Клев рыбы прекращается, и должно пройти некоторое время (порой больше недели), когда все опять придет в норму.
В летний паводок: